Наваждение или о чтении на ночь

Сегодня утром, вспоминая вчерашний подарок отца, и, прикидывая что ж мне теперь с этим делать, неожиданно вспомнила, как художник, вроде даже японский, ищет мотивы, впитывает эмоции, а уж потом, дома, вымывшись и одевшись в чистое, пишет картину, быстрее, чем закипит чайник.

Посидела в задумчивости, но не смогла понять откуда пришло такое воспоминание. Про Японию точно ничего не читала. Откуда же почерпнула такие сведения? И рисунки приходят в голову - выплывающие из тумана горы, рощица бамбука и сломаные ветки сливы у игрушечного водопада. Просто наваждение какое-то.

Не может быть, чтобы я что-то видела или прочитала в ленте Г+, там народ сейчас больше подсчетом рублей и ин.валюты занят... Покопалась в памяти, поискала где могла найти вообще что-то на эту тему. Ничего не находится. Но вспоминаю о слугах или домашних художника, которое во время его работы ведут себя "тише, чем мыши в государственном зернохранилище (слово здесь, по-моему, не то, но по смыслу подходит)".

Вспоминла, что в книге, которую читала днем, эта тема совершенно не затрагивалась. Там больше пекутся о чистоте религии и распостраняют христианство, объединяя разрозненные королевства в одну Испанию, твердую в вере. Книга, надо сказать, очень интересная как раз тем, что там показаны положения из трех основных религий, после чего мне стало ясно, чем ковыряться в кучах литературного мусора, лучше почитать труды Августина Блаженного и Далай Ламы, по крайней мере, это расширит мой кругозор. Чем и займусь на досуге.

Ближе к обеду вспомнила, что у меня есть и "роман на ночь". Там идет раскрутка довольно запутанного дела, которое должно послужить на пользу торгового дома Маниаха из Самарканда. Ну, а так, как я сама прожила много лет в Согде, то история этого края, даже в беллетристике, меня не перестает интересовать. Этот роман можно скорее назвать историческим детективом, чем ... А ведь герой романа, глава дома, много лет прожил в Китае и часто и с любовью вспомиает то сладостное время. Но ведь в Китае, а не в Японии. Тем не менее, искусство суми-е (рисунок тушью) распостранено в обеих странах.

После обеда терпение закончилось и я взялась перелистывать, образно говоря, свою читалку и, представьте себе нашла искомое, использовав функцию поиска текста! 

Дело в том, что я намеренно тянул время, готовя себя к серьезному, очень серьезному разговору... И делал это подобно художнику из империи Тан, который сосредотачивается перед созданием гениального свитка.

Художник садится в таких случаях на ослика и едет на день-два в самые красивые из окрестных гор. Бродит с восхода до заката среди увенчанных искореженными соснами пиков, у подножия которых бледно зеленеют облака бамбуковых рощ и поднимается прохладный пар от игрушечных водопадов.

Потом художник достает чайник вина, вдумчиво выкушивает его с достойной закуской, ложится на принесенную с собой плетеную циновку, опускает увенчанный узелком волос затылок на фарфоровую подставку и засыпает под шум ручьев и крики ночных птиц.

Утром вбирает в грудь свежий воздух, снова бросает острый взгляд на те же горы и воды, на их новый облик в косых лучах слепящего света и направляет ослика домой.

А дома он сбрасывает запылившиеся одежды, долго моется в бочке, надевает чистое и свежее, включая новую головную повязку. И, строгий и сосредоточенный, подходит к свиткам шелка или рисовой бумаги, заторможенными движениями растирает тушь.

Слуги – если таковые у художника имеются, – к этому моменту разбегаются и прячутся, стараясь издавать не больше шума, чем мышь в государственном рисохранилище. Почтение жителей империи к человеку, берущему в руки кисть, огромно...

Да, так вот – художник наш, растерев и разведя тушь, потрогав по очереди каждую кисть, чистый, одетый во что-то свежее, простое и строгое, делает глубокие вдох и выдох. Берет в руки кисть. И от ее непрерывного скольжения по свитку на нем проступают из сырого тумана те самые вершины; и угадываются невесомые как стрекозиные крылья, бамбуковые листья; возникают ручьи; появляются обезьяны, замершие на корявых ветвях; летят пушистые облака в вышине. Все это – за время, когда еле-еле успевает закипеть чайник.

Чэнь Мастер. «Любимый ястреб дома Аббаса»